Мне не нравится слово «клуб» в отношении Noôdome. Я бы сказал больше — «сообщество». Ведь мы живём ассоциативным мышлением и при слове «клуб» сразу возникает ощущение или чопорного английского клуба, где все ходят в смокингах и нельзя громко разговаривать, или ночного клуба, где тусовка, все танцуют, развлекаются.

В случае с Noôdome мы говорим про точку общения — место, где происходит взаимодействие совершенно разных культурологических, социальных и экономических потоков в одном пространстве, где собираются вместе те, кто хочет изменить мир к лучшему, делать интересные проекты на стыках между культурой, бизнесом и многими другими областями.

Моя мечта — иметь точку интеграции в самом центре Москвы, в «Романовом Дворе». Точку, которая, например, была создана в нашем образовательном кластере в Армении, в колледже в Дилижане, где учатся дети из более чем 80 стран, или которую в своё время сформировала «Тройка Диалог», объединяя и создавая в России инвестиционное, финансовое и бизнес-сообщество. Ведь это всё об одном и том же: как интегрировать разнообразие, держа в уме, что все мы очень разные, как найти точки, которые нас связывают.

Я убеждён, что успех такого пространства будет именно в совместных проектах, потому что в XXI веке главное не капитал. В индустриальном обществе основой всего был капитал. В XXI веке, веке «талантизма», ключевым будет человек. Входной билет в бизнес — я говорю не про природную ренту, а про новые бизнесы — упал с 5 миллионов долларов до 500 тысяч долларов. То есть роль денег — притом что такая инфляция, объём денежной массы растёт — играет меньшую роль для успеха, чем раньше. И это означает, что ключевым будет концентрация умных, креативных, интересных людей, вместе придумывающих что-то.

Сообщество, которое мы формируем, должно играть именно такую роль, и я надеюсь, что и социальные, и коммерческие, и благотворительные проекты, и проекты общественные будут реализовываться именно на стыках между людьми, которые, между собой общаясь, будут находить какие-то интересные общие темы. И это одна из задач такого пространства, где люди смогут находить себе единомышленников там, где не думали: между поэтом и инженером, бизнесменом и архитектором. При этом будет важно иметь правильную инфраструктуру и толмачей, переводчиков, которые помогут им друг друга услышать и понять. И если будет доверие в этом пространстве, то уровень недопонимания, который существует между людьми, даже говорящими на одном языке, будет меньше.

Москва — огромный мегаполис. В городе фантастическая концентрация ресурсов, и не только политических, но и экономических, физических. Это огромный город мирового масштаба. Мы иногда не придаём этому должного значения, но для такого мегаполиса социальная среда является одной из ключевых. И для меня всегда было важно, что Москва — не просто политический и бизнес-центр России. Она вобрала в себя всё то лучшее, что связано с культурой, социальной сферой, потому что одно без другого жить не может.

В этом смысле Москве очень важно получить динамику современного культурного и социального центра России. Для меня показательно создание таких точек, как Политехнический музей, ГЭС-2. Это знаковые проекты, потому что они формируют точки энергетического входа в центре Москвы не просто для каких-то политических или бизнес-проектов, а для социально-культурологических, которые играют не меньшую а, может, даже большую роль в XXI веке. Возможность пересечения бизнеса, технологий, искусства, философии — это важнейшая тема.

Я никогда не верил, что один человек может поменять всё. Другое дело, когда он объединяет вокруг интересной идеи какое-то количество единомышленников, тогда и получаются уникальные проекты. Все наши проекты — Международная гуманитарная инициатива «Аврора», проекты в Армении, России, например Philgood и PHILIN, бизнес-школа СКОЛКОВО и бизнес-клуб «Атланты», который мы делаем вместе с Михаилом Ворониным — это всё про совместную со многими единомышленниками работу. Благодаря ей меняется среда, пространство — где-то больше, где-то меньше, где-то масштабно, где-то локально.

Эффект пандемии очень интересен: с одной стороны, мы все оказались изолированы в наших собственных домах, что странно, но с другой, благодаря связи через Zoom или Skype вдруг стало возможно объединение людей со всего мира.

В общем-то, многие за это время почувствовали зависимость от того, что происходит в Китае или в США. И в этом смысле пандемия сыграла несколько шуток с нами. Во-первых, мы поняли, насколько зависимы от того, что происходит в мире. Во-вторых, мы осознали важность семьи и общения на этом уровне. В-третьих, мы вдруг для себя открыли онлайн — что эта вещь удобная и хорошая, но она не позволяет всё-таки закрыть все наши потребности. В итоге очевидно, что нужна смесь между онлайном и офлайном. Думаю, что пропорция сильно изменится: онлайн будет 60-70%, но никак не 100%. Людям нужен офлайн, который будет очень специфическим — не просто ресторан, куда пришёл и пообщался со своими друзьями, а точка, в которой ты чувствуешь себя безопасно в широком смысле слова, в том числе с точки зрения атмосферы, возможности встретиться с теми, кто тебе комфортен. В целом, мир будет больше поляризоваться, увеличится число тех, кто придерживается крайних точек зрения. В этом смысле и изоляция, и интеграция будут идти параллельно друг другу.

Я всё равно сторонник того, чтобы пытаться интегрировать, а не разъединять. Все 30 лет, которые я работаю в бизнесе, я занимался тем, что пытался интегрировать Россию в международное пространство. Вы знаете, у нас была шутка про «Тройку Диалог»: почему такое название странное? Я говорил, что это очень просто — в диалоге между двумя нужен третий, который поможет им друг друга понять. Между теми, кому нужны деньги и у кого есть деньги, нужен этот посредник, который объединит.
И я глубоко убеждён, что, несмотря на тренды последних лет, всё равно невозможно долгосрочное существование мира, Земли в целом, когда снова появятся железные занавесы — физические или виртуальные, которые разъединят мир на какие-то «-измы». Не важно, это будет капитализм или социализм, как это было в ХХ веке, или это будут «-измы» технологические, религиозные или какие-то другие. Мне кажется, при сегодняшнем количестве людей, живущих в мире, при том технологическом развитии, которое мы имеем, и вооружениях это просто невозможно.

Если я был бы человеком с пассивной позицией, если бы мне было всё равно, что происходит, я мог бы преподавать в университете или сидеть на берегу моря и писать мемуары. Наверное, можно было бы сказать: «Ну что там, десять лет посижу на берегу моря, буду писать мемуары, и Бог с ним». А так как я с проактивной позицией, то я понимаю, что лучше быть с проактивной позицией здесь, а не там, где, может быть, кажется, что чуть легче.
Я живу полноценной жизнью сегодня, пытаюсь максимально помочь тому, чтобы мир стал лучше. Если я неправ, то я хотя бы не пожалею, потому что не сижу и не рву на себе волосы, не впадаю в депрессию. Я пытаюсь хотя бы на один микрон или нано-нано-нано частицу сделать что-то положительное. И в этом смысле я получаю удовольствие от жизни, от того, что я позитивно смотрю на эту повестку, переживаю за то, что происходит в мире, России, Армении, за то, что происходит в регионе, с технологиями — со всем. Я переживаю, но если я буду переживать и считать, что всё будет ужасно, тогда просто очень тяжело жить.

Я должен сказать, что отец приучил к одной очень важной вещи, которая иногда играет злую шутку со мной. Но она помогает ни с кем cебя не сравнивать, потому что есть три системы измерения того, что делаешь. Это ты себя сравниваешь с прошлым, смотришь, за год я стал лучше или нет. Вторая система измерения — ты себя сравниваешь с другими, говоришь: «Я лучше вот этих или хуже» — и у тебя есть мотивация их догнать и перегнать. А третья — у тебя есть абсолютная планка, к которой ты стремишься. Ты знаешь, что никогда в жизни её не достигнешь, и это не имеет значения с точки зрения того, что вокруг тебя. Главное — ты знаешь тот уровень, который является высшим качеством — красота, пропорция, любовь.
Мой отец был архитектором. И в этом смысле это сложная вещь, она недостижима, ты понимаешь, что никогда не достигнешь её, но есть плюс, что ты никогда себя не сравниваешь ни с кем. Мой отец был очень категоричным человеком, а мама была очень коммуникабельная. Вот сочетание этих двух человек дало мне возможность совместить отцовский некий долгосрочный взгляд «в длинную» и при этом быть не таким категоричным.

Я не вижу будущее через 25 лет. Просто я говорю, что если сегодня «а», то будут «б, в, г, д». Если будет красное, то будет синее, чёрное, жёлтое. То есть имеется последовательность некоторых рассуждений, я говорю, что, о’кей, если технологическая поляризация приведёт к технологическим войнам между Китаем и США, если мы будем жить в дальнейшей поляризации, то скорее всего, последовательность действий приведёт к тому, что будет построена станция, в которой будут жить по 10 тысяч человек. И эти станции будут летать вокруг Земли, и в них будут жить люди при коммунизме. Остальные будут работать на Земле в более сложных и, может быть, более жёстких условиях.
Футурология — это понимание того, чего сейчас нет. Ты представляешь совершенно новую модель, которая сегодня не существует. Я, скорее, о том, что если эта модель будет развиваться, то к чему она приведёт. Это совершенно разный уровень абстракции, уровень представлений. Я не знаю, будем ли мы летать на дронах, или у нас будут вертолёты, или такси будут беспилотные, но я понимаю, что мы будем двигаться в общество, в котором точно разделение между разными категориями людей будет более жёстким, чем раньше, потому что поляризация идёт по разным направлениям. И к чему это приведёт, тоже понятно, потому что это уже было в истории.

Я не либертарианец, который считает, что государство — это зло. Я считаю, что ему отводится важное место. Государство должно быть меньше, чем сегодня, однако оно играет значимую роль. Государству важно иметь спецслужбы, думать о национальных интересах и безопасности страны. При этом необходим частный сектор, который совершенно спокойно развивается в своих сферах. И в России это возможно во многих областях. По большому счёту разумный баланс государственного и частного — это элемент успеха любой страны.

Мир в целом становится хуже, а не лучше с позиции не стандартов жизни, долголетия и так далее, а с точки зрения базовых гуманитарных ценностей, наличия ключевых императивов. Человек — главное и уникальное существо, которое по факту уничтожает себя и окружающий мир. Так что осознание важности и ответственности за то, что происходит вокруг — важнейший элемент для сохранения нашей планеты.
Я глубоко убеждён, что человечество неизбежно должно прийти к пониманию того, что этот мир не подарен нам, не дан в пользование. Мы — частичка экосистемы под названием Земля, в которой играем важную роль и можем быть детонатором уничтожения не только человечества, но и всего живущего на планете.